Ночной монолог

PSX_20191015_003741

Тяжёлый был день сегодня. Не столько физически, сколько психологически. Я запланировала довольно плотно первую половину дня, и старалась всё успеть.

Но трудность ещё кое-в-чём. Общаясь с сыном, я взвешиваю каждое слово. Всегда в тонусе, всегда в азарте гонки за идеальной моделью поведения. Автоматически у меня вылетают только «спасибо» и «пожалуйста». Остальное всегда через голову, через мозг. Он не слышит раздражения, гнева, не чувствует, что на нём срывают обиды или винят в чём-то сверх необходимости. Я не скрываю эти эмоции внутри, тк он почувствует фальшь. Я стараюсь успеть их переработать, как шредер бумагу.

Я не идеаль, тоже могу фыркнуть, сорваться. Но делаю это раз в дегь, а могла бы десять. Когда крышку срывает, огрызаюсь громко, даже сама пугаюсь. Сегодня он сидел со мной на стуле, как детёныш обезьяны — на спине, обняв руками и ногами, и скакал. Мне было больно, а я работать пыталась. Гаркнула. И всей спиной почувствовала, как он вздрогнул.

Вздрогнул и сказал тихонько «Мама, не ругайся, давай пойдём гулять» (доля секунды на переосмысление, переоформление внутреннего состояния) — «Извини, сын. Прости. Сейчас пойдём, малыш, мне надо дописать обязательно».

Малыш пообнимал меня ещё немного, потом пошёл поиграл в одно, в другое, собрал по моей просьбе всё, во что играл. «Я пошёл одеваста». И принёс штаны, колготки, кофту на пуговках. Оделся сам. И застегнул кофту. На все пуговки. Впервые в жизни.

А я лишь краем глаза наблюдала и старалась побыстрее дописать текст. И сердце трепетало: сам! Пуговицы! Все! Всё сам!!!

Когда я дописывала, он уснул. Лежал ждал меня, крошка, и уснул. Будила, обнимала, рыдали с ним вдвоём. Он — потому что хотел спать, а я — от угрызений совести. Нахер, надо было бросить текст и пойти сразу гулять. Он же такой классный.  Тёплый, мой. «Мамоська, не плась».

И мы гуляли. И всё бы ничего, но за весь день я пообщалась с тёткой в Аэрофлоте, консультантом и кассиршей в РБТ и… с трёхлетним человеком. Можно представить этот высокоинтеллектуальный набор. А вечером пришёл домой муж — поздно, после работы тренировка была — и с порога начал бухтеть. Проблемы где-то там, а прилетело нам. Классика жанра. У него своё детство за спиной.

Почувствовала, что сил уже нет опять взвешивать слова, подбирать выражения, думать над тем, что сказать и как поддержать.

Вот отсюда и берётся чувство, что я одна. У меня есть сын. Я проецирую на него идеальную модель отношений между мамой и ребёнком, доставшуюся мне от мамы. Не помню, но уверена, что у нас были точно такие же тёплые отношения, полные уважения и любви.

К чему всё это. Может, это неправильно? Лежу и рыдаю от усталости, от того, какие вокруг пластилиновые люди, тридцатилетние недолюбленные в детстве дети, и как я скучаю по маме. Только с ней я могла бы даже в полночь поговорить. Только она нашла бы слова, а не понесла ахинею. Я несу эту модель сыну. Меня распирает от гордости: ему тоже всегда есть с кем поговорить…

А если меня не станет?! Тоже будет так же тяжело?

Никто не знает, как оно правильно. «Вашим детям всё равно найдётся, с чем обратиться к психотерапевту в их 30 лет». Одно я поняла сквозь эти свои рыдания. Я по второму разу проживаю своё детство, ту часть, которую не помню. Мне легко встать на место трёхлетки и понять его ощущения. И проявить максимум такта и уважения. Хорошо это или плохо, мне пофиг, по-другому я делать не буду.

«А ты как хотела?!» — эта фраза самый страшный кошмар моей жизни. Он никогда не услышит это от меня.

Добавить комментарий